|
"ФутБОЛЬ"
...Именно такой вариант написания названия был в своё время в печатавшем отрывки из книги еженедельнике "Твой футбол", издававшимся А.Аркановым, хорошим знакомым А.Ф.Полосина. Жаль, в книжном варианте от этого несколько отошли.
Автор: А.Ткаченко, игрок команд мастеров "Таврия", "Локомотив", "Зенит", пробовался в "Торпедо" времён Стрельцова, имел приглашение в "Шинник". ( "Что? После "Торпедо" в "Шинник"? Да я лучше брошу играть". Марьенко был прав. Но я был молод, честолюбив, заносчив, глуп."), по окончании карьеры игрока вступил в Союз писателей СССР, в настоящее время Президент российского писательского Пен-центра.
/Марьенко - привёл ТМ в 1965г к чемпионству. С 1971 по 1978 гл.тр.Шинника". Он высмотрел в первенстве области гавриловямского парня - ставшем наше фсё - Борю Гаврилова. Проживает в Петровском, Ростовского уезда. Вроде жив./
"Играть я хотел страшно. Я был фанатом. Здесь сошлось всё - и то, что я любил, как и все, играть, и то, что у меня это хорошо получалось и что воздух футбола пахнет всегда славой, деньгами, женщинами... А что в этом плохого? Особенно если заработано всё честными ногами и потом?
Футбол - не война. Я даже не знаю что. Игра? Да нет, больше. Жизнь? Да нет, меньше. Но почему же здесь всё на тонкой грани жизни и смерти?
Вот был, играл, горел на поле, потом потух, зашатало и смотри - как его шибануло - стоит передо мною у станции метро "Динамо", классный (только что ушёл из "Локомотива") и лет-то 27, ведь пацан по жизни - Толя Сягин. Сизое, спитое лицо, глаза красные, пальтишко джерси, но уже страшно засаленное, и говорит мне сипящим голосом: "Шурка, ну дай трёшник, ну дай, помираю..." Идём вместе, беру, распиваем и я уезжаю. Через некоторое время узнаю - повесился. Господи, да за что же так с собой? А я говорю - не жизнь... Ведь только год назад он стадион ставил на уши, я ему завидовал, а он говорил: "Ничего, Шурец, какие твои годы, ещё заиграешь". Вот и заиграл.
...С детства меня звали Шуриком. Имя это закрепилось в сознании болельщиков надолго. Особенно мне запомнился фанат, который в случае чего вставал над всеми соседями по сектору и орал очень смешно и угрожающе, меняя букву "и" на "ы" в центре моего славного имени: "Шурыка не трожь!" или "Да я тебе за Шурыка!".
Как-то, когда уже и забыл, что играл в футбол, брёл за городом один по заброшенным железнодорожным шпалам, о чём-то размышляя. И увидел, что вдалеке показалась фигура очень знакомого человека. Он шёл покачиваясь, ибо был явно пьян. По мере его приближения я разглядел, что он не только пьян, но и одет в какую-то промасленную робу, совсем седой. В общем, сбомжевался мужик. Я узнал в нём фаната, который любил меня как игрока. Мы двигались друг другу навстречу, и я думал, что мы так и разойдёмся - каждый со своим: я - с поэтическими бредами, он - в алкагольной отключке. В момент нашего сближения почти на метр он вдруг зацепился за шпалу и начал падать медленно, поскольку был очень высоким и расслабленным. Когда его голова проплывала мимо моей, он узнал, потому что уже с железнодорожного полотна, из-под моих ног раздалось его коронное, но уже в иной модификации: "Вот так-то Шурык..."
Спиваются не только футболисты, но и болельщики - процесс параллельный, иногда пересекающийся, но футболист всегла заметнее.
...Однажды я вернулся домрой, на родной вокзал, очень рано утром - часов в 5. Был жаркий июль, мы выиграли встречу на выезде, настроение было отличное, и я пошёл пешком по улицам утреннего города. Это было чудно - пустой город в лучах новенького солнца, чистота - ну просто начало мира. И вдруг на центральной улице я увидел спины четырёх знакомых болельщиков, медленно прогуливающихся - то ли ещё не расходились, то ли только что встретились. Мы проговорили часа два. Тятя Фетя, Артур, Симонян и Генерал... Тятю Фетю звали так из-за дефекта речи, Артура звали Артуром, Симонян понятно каким был Симоняном, а вот Генерал... За его генеральством стоит такая история. Однажды перед игрой "Таврии", которую содержала железная дорога, с командой СКА(Одесса) Володя (так его звали) переоделся в генеральскую форму, со всеми звёздами, и вошёл в раздевалку армейцев. Он встал перед ошалевшими игроками и выдал устный приказ о проигрыше СКА в связи со всесоюзным днём железнодорожника. Под общий хохот его вытурили из раздевалки, но СКА в тот день действительно проиграл. С того дня Володя получил имя Генерал, и оно стало легендарным среди болельщиков "Таврии". Тятя Фетя, Артур, Симонян, Генерал старели, спивались, болели, умирали... Каждый раз, бывая в родном городе, на улицах детства мне чудятся их одичавшие фигуры.
СТРЕЛЬЦОВ
Одну из первых игр Стрельцов сыграл в Ярославле против "Шинника". Одевался он по тем временам как все молодые, которых называли стилягами, с естественным коком на светловолосой голове - слава Богу Эдику ничего не надо было доделывать. Когда его увидел ещё до игры центральный защитник "Шинника" Самарин, попросту Самара, то сплёвывая окурочек, он просто сказал:"Та чо там, ну стиляга и стиляга, ща мы его сделаем, кок его немного причешем..." Эдик играл против него минут 20 и никак не мог получить мяч, ибо Самара играл на опережении и каждый раз, выбивая мяч, хохмил, обращаясь к партнёрам - ну я же говорил, стиляга и всё тут, ща мы его сделаем... В один из таких моментов он получил мяч на грудь и Самара решил снять мяч с груди Эдика в прыжке, чтобы продавить вместе с мячом и грудь стиляги. И вот Самара вспоминает: "Когда я подпрыгнул и вставил мою ногу вместе с мячом в Эдика, то почуствовал, как бедро стало выходить из тазобедренного сустава. Стрельцов почему то оказался сбоку, я упал, а Эдик вошёл в штрафную и забил гол". Приблизительно так повторилось ещё дважды. Самара попросил замену, дохромал в раздевалку, сел, закурил и через несколько дней, уйдя из команды, завязал с футболом навсегда.
/Здесь автор чего-то путает. Матч действительно был, "Шинник" проиграл 1:3, и это была одна из первых встреч пока ещё "Химика" с командами ВЛ, если не самая первая. Но никаких Самариных в офиц. матчах в "Шиннике" не числицца. ...Возможно, это тот Самарин, который играл за первую ярославскую хоккейную команду "Локомотив", представлявшем Ярославль в 1949/50 на первенство РСФСР. Из того ЛЯ выходец первый капитан "Шинника" Мошков. Как известно, спортсмены тогда былс многостаночники. Видимо, Самарина решили проверить в тов.матче. Впрочем, Стрельцов расправлялся с куда более классными игроками/
...Весь матч киевляне вели 1:0. Эдик с трудом получает мяч и начинает продвигаться к воротам киевлян. На него пошёл опекун - передний защитник Круликовский. Эдик делает замах для удара и... паузу... Круликовский поднимает ногу, а Эдик засовывает мяч под его другую - опорную ногу, корпусом обходя опекуна. Сделав такое, я бы бил уже по воротам - попал не попал, свои то висты я уже набрал, меня бы хвалили на разборе игры и ставили в пример. Но великий об этом не думает. На Эдика(происходит всё в секунды), с его зверским подкатом вылетает последний защитник Вадим Соснихин. Эдик опять замахивается, и Соснихин тоже поднимает ногу и получает между ног в падении, мяч выкатывается у него из-под жопы, и Эдик, обойдя и его, опять может бить по воротам, как сделали бы тысячи других. Но и это - не для него. В этот момент перед ним, уже в штрафной, опять вырос восставший после крушения Круликовский, и Эдик третий раз укладывает его на замахе, выходя один н один с Рудаковым. На поле и трибунах паника. Эдик показал Рудакову в один угол, и тот дёрнулся туда, а Стрелец тихо покатил мяч в другой... Второй гол Эдик забил в том же стиле.
К сожалению, мир так и не увидел Стрельцова. Ведь даже когда ему разрешили играть в чемпионате, он оставлся невыездным. Первый матч за рубежом он сыграл в Италии против Факетти, знаменитого "синьора катеначчо". Сборная победила 1:0.
Эдика всегда били. Однажды он не выдержал и ответил, и был выгнал с поля. СТК собралась сразу же. Стрельцов сидел с опущенной головой и не проронил ни слова. Его дисквалифицировали на 5 игр и отпустили домой, а Марьенко задержался. Он сказал только одно: "Ну что вы от него хотите? После каждой игры у него в синяках не толко ноги, у него яйца синие, я же это, в отличие от вас, вижу..." Повернулся и ушёл.
Как-то осенью, прогуливаясь по подмосковью, я забрёл на огромное картофельное поле. Стоял туманный, моросящий день, уже клонило к холоду, впереди я различил шевелящиеся фигуры людей, копавших картошку. Это был десант москвичей от предприятий в помощь труженникам села. Они лениво делали не своё дело, зная, что народному хозяйству от этого не станет легче. Вдруг я увидел знакомую, слегка сгорбленную фигуру, сидевшую на цинковом перевёрнутом ведре. Я увидел стёганую серую фуфайку, надетую поверх спортивного костюма, на ногах подвёрнутые кирзовые сапоги, а на голове синюю в белую полоску посередине, хлопчатобумажную спортивную шапочку. Фигура курила сигарету за сигаретой, покрываясь мелким дождём и туманом. Когда я подошёл поближе, фигура обернулась на хлюп моих башмаков. Сердце моё вздрогнуло и я замер. Это был Эдуард Стрельцов, великий футболист XX столетия. Вероятно, страна, считавшая себя великой, могла остаться голодной без нескольких вёдер картошки, накопанной ногами, творившими в своё время чудеса.
.......
ПОЛОСИН
Надо сказать, тренерская доля тоже тяжела. Их как назначают, так и снимают неожиданно. Особенно самодуры. Ни перед какими авторитетами не останавливались. Анатолий Полосин, сделавший "Таврию" классной командой, выведший её впервые в её истории в Высшую лигу, из-за неуспехов первой половины сезона среди лучших команд Союза, был убран в течении одного дня, без объяснения, получив вслед унижающие мелочные счета за телефонные разговоры с женой. А тренер и человек он был и есть великолепный. Он сейчас работает в "Шиннике"/книга писалась в сер. 90-х/
.......
Футболист, игрок - это фантом. Пролетает в футболке с номером над стадионом и исчезает где-то навсегда. Только взлёт напоминает о нём как о человеке - миг, момент славы, деньги, узнаваемость на улицах. Как завязал - всё, стоп, даже контролёры не пускают на стадион без билета. Конвейер судеб, фамилий. Зрелище остаётся, игрочки высыпаются на поле и ссыпаются в какой-то потайной мешочек кем-то невидимым. И вот проходят десять, двадцать лет - форма есть, а где плоти некогда незаменимых? Не по сему ли и отношения их тогда быстры, остры, открыты, как момент на поле: использовал - забил, нет - всё, гуляй Вася, на следующую игру могут не поставить. Но в этом весь азарт, сладостный смысл. И ты отдаёшься всему этому без слов. А действительно, зачем имена, фамилии, если жизнь - тебе, а ты ей - нравитесь!?"
|